Как девушки 1990 года рождения стали главными хранителями знания об СССР
На днях на сайте Газета.ру вышла колонка под названием «Очередь за зубами», носившая очевидно просветительский характер: автор, Анастасия Миронова, рассказывала защитникам «совка» об ужасах советской медицины. «За любую эксплуатацию ложной тоски по не существовавшему советскому счастью нужно наказывать как минимум рублем, потому что игра на советской мифологии оборачивается инфантилизацией населения. Оно перестает реально воспринимать мир и свою за него ответственность, предпочитая уходить от действительности в томное прошлое», — сформулировала основную идею автор. Колонка, вызвавшая большой интерес читателей, настолько прекрасна, что ее можно всю растащить на цитаты, как грибоедовское «Горе от ума». Правда, тут не горе, а скорее счастье — настоящее журналистское счастье от нежелания загонять свою фантазию в рамки каких-то фактов.
С самого начала Анастасия Миронова (1984 года рождения) расставляет все точки над i: «Уровень доходов советских граждан отставал практически от всех стран, кроме Африки, Индии, Китая и латиноамериканских хунт». Любой человек, хоть сколько-нибудь разбирающийся в истории, сразу же спросит: какой период имеется в виду? Советское государство существовало более 70 лет. Автор берет 40-е, 60-е или 80-е годы? Но Миронова не останавливается на деталях, а сразу переходит к делу, обрушиваясь на советскую социальную сферу: «Люди, которые считают, будто в СССР была хорошая бесплатная медицина, ошибаются дважды, потому что бесплатной она не была и хорошей не была тоже».
Советская медицина была плоха всем — от препаратов до больничных листов. Государство нагло обманывало граждан, наживалось на их болезнях, втридорога сбывая им заведомо устаревшие, вредные лекарства. «Известное советское средство “от головы” на основе запрещенного в Европе анальгина, еще более опасных пирамидона и кофеина стоило в аптеках 45 копеек, а на его производство тратили 8 копеек», — утверждает автор. Лекарства на основе метамизола натрия, известного советскому человеку как анальгин, и вправду запрещены в ряде стран — в США, Индии или Швеции. В то же время они совершенно свободно (даже без рецепта) продаются в одной из важнейших стран Западной Европы — Германии, и много где еще. Да и в вышеупомянутых странах анальгин был разрешен вплоть до конца 70-х (в Индии его и вовсе запретили лишь в 2013 году). О степени его воздействия на человеческий организм фармакологи спорят до сих пор. Другое дело, что за последние четверть века появились гарантированно более безопасные обезболивающие, но, раз уж мы говорим об СССР, вероятно, и сравнивать советскую медицину конкретного периода надо с зарубежной медициной того же периода?
Статья оглушает читателя описаниями страстей, выпавших на долю советского человека. «Заболевший советский рабочий попадал под двойной пресс. С одной стороны, его ждала беспомощная медицина, которая воспаление уха или мастит лечила полтора месяца. С другой стороны, бедолагу подкарауливал больничный лист. В стране были нормативные сроки нахождения на больничном. После инфаркта и ишемии давалось 20 дней отдыха. По всем болезням больничный нужно было продлевать каждые три дня, больше 10 дней без врачебной комиссии на больничном сидеть запрещали». И далее: «Человек, попавший в советскую больницу без денег и знакомств, мог просто 20 дней лежать под капельницей глюкозы, так как зачастую ничего в больницах не было. Так приходилось лежать почти всем, потому что люди с зарплатой до 135 рублей, то есть не менее 4/5 населения, доступа на нелегальный рынок лекарств не имели». Единственный вопрос, который приходит на ум: как мы выжили-то?
И тут следует сюжетный поворот, как в фильме ужасов: а мы и не выжили. Нас просто нет. Ибо автор, не сумев обратить к истине всех «совков» самой статьей, пошла в комментарии к ней и продолжила спор с обскурантами, придиравшимися ко всяким мелочам. «Детская смертность была высокая, — увещевала она их. — Периодику переводную в открытый доступ не выносили, переводили мало, медленно и только для нужд специнститутов. Смертность, даже официально декларируемая, была очень высокой. 40% советских младенцев в начале 1970-х умирали от респираторных инфекций. Это уровень сегодняшнего Таджикистана». Если лишь от респираторных инфекций умирали 40%, то все болезни вкупе, наверное, давали никак не меньше 100%. Нам лишь кажется, что мы живы, — мы вымерли еще тогда. И тщетно темные люди пытались возразить журналистке, напоминая, что младенческая смертность в современном Таджикистане не превышает и 5%, а СССР до начала 1970-х был одним из лидеров по числу выживавших младенцев в возрасте до года — по этому показателю мы, например, сильно обгоняли такие страны, как Испания. В 1970-е годы младенческая смертность составляла около 2,5%, от респираторных заболеваний — 0,85%. Этот показатель в Европе и США не сильно отличался от советского.
Особенно жалеет Миронова советских матерей — униженных и бесправных. «Советское акушерство и педиатрия — самые главные враги советских граждан. Вся педиатрия первого года жизни ребенка была нацелена на как можно более ранний отрыв младенца от матери, чтобы та скорее вышла на производство. Поэтому вплоть до 1960-х женщина не имела права сидеть с ребенком дольше трех месяцев. Затем ей дали сначала полугодовой, затем годовой, но неоплачиваемый отпуск. До 1982 года женщина могла сидеть с ребенком дома в первый год жизни только за свой счет». Какой ужас! Но если поизучать законодательство США в социальной сфере, мы узнаем, что никаких обязательных больничных листов государство гражданам не гарантирует — отпускать ли в больничный отпуск (sick leave) и на сколько дней, решает сам работодатель, основываясь не на четкой букве закона, а на своих соображениях о ценности сотрудника для компании. Что касается декретного отпуска, то тут все еще печальнее. Например, федеральное законодательство США разрешает матери брать неоплачиваемый декретный отпуск длительностью 12 недель не ранее чем за две недели до предполагаемой даты родов — и то лишь при условии, что будущая мать проработала в компании больше года. И это сейчас, четверть века спустя после гибели Советского Союза. В 1960–1970-е американские матери и больные сотрудники не могли похвастаться даже такими правами.
Но основы исторического анализа в дискуссиях с «либералами» — никакой не козырь. Любые попытки сравнивать критикуемый «совок» с современным ему зарубежьем кроются убийственным контраргументом: «Ну да, а у них негров вешают! Вы это хотите сказать?». Способы применения этого довода в спорах поистине безграничны. Например, «либерал» произносит монолог о том, что советская космонавтика была «полным отстоем»: даже к ближайшим звездам не умели летать! Напоминаешь ему, что вообще-то к другим звездам космические корабли до сих пор не летают — ни американские, ни французские, ни какие-либо другие. Оратор криво усмехается и бросает: «Ну вы снова о том, что у них негров вешают… О своей стране надо думать! Стараться, чтобы она была лучше, а не на других кивать». То есть он еще и патриот: в один миг вас перепатриотил. И не смейтесь — я не преувеличиваю: один мой бывший коллега, широко известный в Рунете «либерал», однажды написал статью о космонавтике, где ругал Россию за то, что она не умеет зарабатывать на космическом туризме. Статья заканчивалась привычной ссылкой на зарубежный опыт: а вот в Штатах… Правда, автор не знал, что в США в ту пору никакого космического туризма еще не было — Роскосмос был в этой области первопроходцем.
Но вернемся к бессмертной статье. Йод, зеленка, пастилки от кашля, пенициллин и бронхолитик солутан — «вот, пожалуй, и все лекарства, которые знал обычный советский гражданин», утверждает автор. И даже в этом нехитром наборе скрывался червь греха. «Из солутана советские наркоманы варили "винт"», — жжет глаголом Анастасия Миронова. Интересно, а в курсе ли она, что знаменитый ЛСД был запрещен в США лишь в 1971 году, а до этого был широко доступен (что и привело к повальному увлечению им молодежи)? И если советским наркоманам приходилось учиться кулинарии, то американские могли приобретать куда более эффективные наркотики по предписанию своего врача? Но вместо того чтобы останавливаться на таких мелочах, автор напоминает, что даже пастилки от кашля в СССР не умели делать самостоятельно: «В КГБ работала мощная фармразведка — чекисты со всего мира везли в Союз чужие разработки». Отличная версия — инопланетяне строили пирамиды, американцы симулировали высадку на Луну, а чекисты везли в СССР формулы лекарств. Но где подтверждения? На какие источники опирается автор? А самое главное — зачем везли, если лечили все равно только йодом и зеленкой?
Статья, которую мы читали с неослабевающим любопытством, — поистине драгоценность, неограненный алмаз чистого разума. Но у этого шедевра много, пусть и менее удачных, конкурентов — откровения об ужасах жизни в Советском Союзе то и дело публикуются в газетах, на различных сайтах и в соцсетях. Удивительный тренд нашего времени — охотнее всего об СССР рассуждают те, кто в силу возраста там и не жил. Не так давно я дискутировал в Facebook с девушкой 1990 года рождения, поражавшейся, как можно вообще защищать это государство — «ведь полстраны сидело». Когда я попытался уверить собеседницу, что число диссидентов было крайне незначительным, она воскликнула: «Ну как же! Синявский сидел, и Новодворская сидела». Вовсе не случайно такие юные создания стали главной аудиторией «либеральных» СМИ: именно их сознанием легче всего манипулировать. Знают они мало и, усвоив брошенную им нехитрую идею, будут с пылом ее проповедовать. Их узкий кругозор легко фокусировать на нужных фактах с той же легкостью, с какой опытный осветитель двигает свет прожектора — вот, деточка, гляди: это СССР, в нем одна психбольница, и сидят в ней Синявский с Новодворской. А больше, деточка, ничего в «совке» и не было!
Но удручает даже не это. Болезнь зашла куда дальше, чем казалось. Миронова заключает статью выводом: лишь после краха «совка» россияне смогли вздохнуть полной грудью. «Почти все без исключения болезни лечатся теперь в России без сумасшедших очередей и взяток». После чего становится возможным поставить ей — не нуждаясь ни в медицинском образовании, ни в йоде с зеленкой — диагноз: человек из параллельной реальности. Беда даже не в том, что она пишет о том, чего не помнит и не знает, беда в том, что даже то, что она сама может наблюдать, в ее глазах выглядит совершенно иначе, чем в действительности.
Мы уже не спасем от ее бойких выводов современность — она и ее соратницы будут выдавать их на-гора куда быстрее, чем шевелятся наши отравленные солутаном советские мозги. Все, что мы можем сохранить — это наша собственная память. «Страна жила на картошке, макаронах и хлебе», — вспоминает автор, которой в 1991 году было семь лет. Мне было 14, и я помню существенно больше: помню ту же гречку в больших количествах, помню колбасу по 2,20 и колбасу по 2,80, помню китайскую тушенку «Великая стена» и вкуснейшую сгущенку. А главное — помню рыночную экономику, которая прекрасно существовала безо всяких чубайсов: в Средней Азии, где прожил детство, любые овощи и фрукты можно было купить на базаре, и очень дешево. Чем больше времени проходит со времен распада СССР, тем сильнее реальные воспоминания о нем замещаются идеологемами «либеральных» СМИ, прощающих авторам любую ложь — главное, чтобы она не расходилась с генеральной линией на обличение социализма. Вот почему так важно нам — людям, которые действительно жили в СССР, — запечатлеть прошлое в памяти таким, каким оно было. Не приукрашивая, не впадая в мифологизацию, но и не превращаясь в девочек 1990 года рождения, выдающих свои страхи и фантазии за историческую правду.
Илья Носырев